Когда искусство само приползло к объективу
Я стоял в трех сантиметрах от просроченного хот-дога, оставленного на скамейке в парке. Свет, пробивавшийся сквозь облезлую листву, касался его с такой нежностью, что сам Микеланджело, окажись он свидетелем, испустил бы вдохновленный вздох и ушел бы в монастырь. Я поднял свою зеркалку, которая, к слову, до сих пор помнит, как она снимала кота на закате 2017 года — момент, вошедший в мой личный список «Шедевры, которые мир недостоин видеть». И тут это случилось. Щелчок затвора. Один миг. И я понял: фотоаппарат искренне полагал, что он только что зафиксировал искусство.
Когда техника переоценивает свои возможности
Мой старенький фотоаппарат, бедняга, до сих пор считает, что каждая фотография, снятая мной, как минимум достойна быть напечатанной на обоях в Лувре. Он не осознает, что его судьба — быть просто свидетелем гениальности, а не её источником. Его железное нутро и дрожащий сенсор принимают любую мою идею за откровение свыше. Когда я фотографирую пустую бутылку в луже, он буквально стонет от эмоций. Он уверен, что документирует философскую оду экзистенциальному одиночеству. А я просто наступил на стеклотару и решил, что мокро — значит, драматично.
Когда я снимаю крышки канализаций как метафору общества
Кто ещё, кроме меня, способен уловить в ржавом круге посреди тротуара трагедию современности? Я вижу в нем не просто инженерное решение, а молчаливый вопль урбанистической тоски. И фотоаппарат, этот наивный железный романтик, опять ведётся. Щелкает, старается, фокусируется. Он ведь не знает, что я делаю это исключительно для того, чтобы выложить снимок в Instagram с подписью: «Внутренний мир — люк». Зато моя публика обожает такие штуки. Один лайк от аккаунта с ником “urban_spleen_93” — и у меня, считай, премьера персональной выставки в виртуальной галерее подвала.
Когда фотоаппарат не готов к моему уровню концептуальности
Я однажды снял макро фотографию собственной подмышки в ультрафиолете. Для фотоаппарата это был шок. Он подумал, что запечатлел галактику. Его процессор перегрелся от гордости. Он пытался автофокусом выстроить геометрию Вселенной, а попал в щетину, которую я специально не сбривал два дня ради этого снимка. Когда я обработал фото и назвал его «Чёрная дыра индивидуальности», мне написали сразу два человека: один — чтобы поинтересоваться, где купить такой фильтр, второй — чтобы спросить, в каком уголке неба я это снял. Я сказал: «На пересечении души и подмышечной впадины».
Когда даже мусор поддаётся эстетике
Однажды я вышел на улицу и увидел пакет из супермаркета, пойманный ветром. Он парил, он плыл, он жил! Я бросился за ним, как операционный дрон за ускользающим шпионом. Фотоаппарат завибрировал в моих руках — предчувствие шедевра. Он всерьёз поверил, что сейчас будет снята современная версия «Американской красоты». И он не ошибся. На снимке пакет застывает на фоне серого неба. Я придаю ему контраст, насыщенность, смысл. Фото называется «Свобода через целлофан». Фотоаппарат после этого начал снимать с необычной самоотдачей. Он думает, что мы с ним творим эпоху. А я просто хотел попробовать новый пресет.
Когда искусство боится меня
Я захожу в комнату, и искусство, вероятно, старается спрятаться под диваном. Но я вездесущ. Мой объектив выискивает смыслы в грязных чашках, неубранных кроватях и полураздутых воздушных шарах. Фотоаппарат, дрожа от благоговения, делает серию снимков. Он по-прежнему уверен, что мы пишем новую визуальную философию. Он не в курсе, что я просто тестирую выдержку и играюсь с ISO, потому что мне скучно ждать доставки еды. Но я не разрушаю его иллюзий. Пусть живёт в сказке. Пусть верит, что каждый мой кадр — это визуальный манифест эпохи постиронии.
Когда критики не понимают моей гениальности
Конечно, критики бурчат: мол, ваши фотографии не имеют сюжета, смысла, да и вообще — откуда на ногтях грязь? Но что они знают о страсти к настоящему моменту? Мой фотоаппарат — вот кто меня понимает. Он не осуждает, когда я фотографирую своё отражение в микроволновке или снимаю девять одинаковых фото уличной лампы, потому что не могу выбрать экспозицию. Он не смеётся, когда я называю снимок «Тревожность в три четверти» и отправляю его на конкурс, где победил парень с картиной кота на тыкве. Кстати, мой кадр даже не приняли, сославшись на «отсутствие формы». Какая наглость. Это же был отказ от формы как формы!
Когда я начал подозревать, что фотоаппарат меня переиграл
Иногда мне кажется, что фотоаппарат стал хитрее меня. Он фокусируется не на том, что я хотел, а на том, что «по его мнению, интереснее». Я направляю объектив на лицо, он — на носок в углу. Я прошу экспозицию потеплее, он даёт мне ледяной сарказм. Возможно, он тоже решил стать художником. Возможно, он пишет свои мемуары, пока я сплю, и сохраняет RAW-файлы в папке, до которой я не добираюсь. Иногда я вижу кадры, которые я вроде бы не делал, но в них — всё: тоска, боль, отражение моей внутренней пустоты в чайной ложке. И я думаю: может быть, это не я делаю искусство, а фотоаппарат просто живёт своей гениальной жизнью?
Когда ты понимаешь, что объектив — это зеркало
И вот я стою перед камерой. Я, мой гениальный мозг, мой фотоаппарат с завышенной самооценкой. Мы оба уверены, что каждый кадр — это откровение человечеству. В какой-то момент грань стирается: кто из нас художник, кто инструмент, кто зритель, кто жертва? Я делаю снимок. Фотоаппарат замирает. Мы оба смотрим на экран и произносим хором: «Это искусство». Потом я приглядываюсь. Это была случайная фотография крышки объектива на фоне моей ноги. Я вздыхаю, придаю контраст и выкладываю в галерею под названием «Тайна забвения». Комментарии — восторг. Кто-то пишет: «Глубоко». Фотоаппарат снова счастлив. А я снова убеждён, что мир окончательно сошёл с ума.
Когда я решил, что горизонт завален специально
Однажды я сделал снимок, где горизонт уходил под углом в сорок два градуса — почти как мои надежды на признание в реальной галерее. Фотоаппарат честно старался выровнять линию, но я, как истинный провидец, отверг эту банальность. Искусство не обязано быть симметричным, как налоговая декларация. Я наклонил камеру ещё сильнее и сделал снимок, который назвал «Декомпозиция логики». Фотоаппарат запаниковал, его гироскоп заскулил, будто почувствовал философское давление момента. Но публика снова была в восторге. Один парень из Берлина даже написал: «Этот угол изменил моё восприятие пространства». Я ответил: «Это была всего лишь скука и кофе без сахара».
Когда камера начала жаловаться на моральные страдания
В какой-то момент мой фотоаппарат, судя по всему, начал страдать. Он зависал, недофокусировал, терял баланс белого, как будто пытался привлечь моё внимание к своим чувствам. Я подозреваю, что он устал документировать мою гениальность. Он хочет простых вещей: котиков, макро цветов, счастливых семей на пикнике. А я — ночная съемка ржавчины, отражение дождя в лужах, силуэт утки на фоне мусорного контейнера. Его процессор перегревается от экзистенциального напряжения. Но у нас контракт. До тех пор, пока его затвор работает — он будет снимать мои фотоманифесты о бессмысленности всего живого в тёплом сепиа.
Когда я случайно открыл новый жанр — трансцендентальное селфи
Я стоял перед зеркалом, слабо освещённым единственным источником света — экраном холодильника. В руке — фотоаппарат, в глазах — вселенская усталость. Я нажал на кнопку, даже не глядя. Снимок получился… божественным. Камера поймала момент между вдохом и депрессией. Моё лицо расплывалось в спектре шумов, а отражение казалось воплощением ницшеанской пустоты. Я назвал это «Автопортрет в эпоху распада смыслов». Мои подписчики замерли. Кто-то написал: «Это фото кричит о моей жизни». Фотоаппарат вздохнул, и мне показалось — он впервые понял, что всё это не игра. Это вызов. Это война. Это трансцендентальное селфи эпохи уставших людей.
Когда в объективе появился голубь и я потерял веру в случайности
Я фотографировал пустой тротуар — как обычно, в поисках символа одиночества. И тут в кадр влетел голубь. Встал. Смотрит. Не моргает. В этот момент фотоаппарат ощутил нечто большее. Он фокусировался с таким энтузиазмом, что я подумал: неужели мы нашли Музу? Голубь казался воплощением постутопии — в одном взгляде он нёс критику капитализма, ностальгию по зерну и презрение к голубятням. Я назвал фото «Непрошенный смысл». Фотоаппарат, кажется, после этого стал снимать лучше. Или хуже. Я уже не понимаю. Возможно, это он теперь главный. Я только держу его за ремешок, как поводыря в мире бессмысленного визуального великолепия.
Когда мне начали сниться фотографии
Я просыпаюсь ночью, в холодном поту. Мне снится, как я фотографирую каплю воды на лезвии ножа, а в отражении — крик. Я бегу к фотоаппарату, проверяю — нет, не снимал. Но разве это важно? Ведь фото уже живёт в моем воображении. Я чувствую, как камера завидует. Ей недоступны сны. Только я способен видеть кадры, которые не существуют, но при этом уже глубоко ранили чью-то душу. Утром я пытаюсь воссоздать увиденное, но камера сопротивляется. Она не хочет снимать копии. Она требует оригинала. И мы ссоримся. Я — Бог фотографии. Она — моё проклятие. Или наоборот.
Добавить комментарий